Блог Александра Архангельского

В понедельник, 30 сентября, в 22. 15 на канале Культура новый выпуск программы Тем временем. Тема - литературная самодеятельность: торжество графомании или победа над кланами?
Как на дрожжах растут ресурсы в интернете, публикующие непрофессиональных писателей. Дает ли это новое качество литературе или замутняет ее поток? Не ведет ли высокомерие профессиональной среды к оскудению литературы?

Участники: Дмитрий Кузьмин, поэт, главный редактор журнала поэзии "Воздух", Елизавета Александрова-Зорина, руководитель литературного раздела интернет-портала, Дмитрий Кравчук, главный редактор сайтов "Стихи. Ру" и "Проза. Ру", Александр Гаврилов, руководитель "Института книги", Дмитрий Бак, профессор РГГУ, директор Государственного литературного музея.
http://tvkultura.ru/anons/show/brand_id/20905/video_id/631451

Умер Марсель Райх-Раницкий. Путаный, со скелетами в шкафу, и в то же время невероятно яркий человек. Польский еврей, связанный с госбезопасностью (кажется, не только с разведкой) и бежавший вовремя на Запад, чтобы стать точкой отсчета для всего послевоенного немецкого литературного процесса.

Как сообщил журнал Отечественные записки, скончался Григорий Померанц - как определить его профессию? философ? не вполне? богослов? не очень? религиозный писатель? да и не писатель... глубоко верующий рассуждатель о смысле жизни. Родился он в 1918 году, прошел войну, именно там, рядом со смертью, пережил встречу с вечностью, и больше ни о чем думать, ни о чем говорить, ни о чем писать не хотел, да и не мог. Только о главном... Царствие Небесное человеку, который спокойно, тихо и светло прошел тот путь, какой считал единственно правильным.

В понедельник, 11 февраля, в 22. 15 на телеканале Культура - очередной выпуск программы Тем временем. Надеюсь, это будет summa summarum всего, что объясняет природу конфликта, способы выхода из него и политико-юридические ограничения.

Библиотека Шнеерсона: почему не кончается спор? Больше 20 лет назад возник конфликт вокруг библиотеки любавичских хасидов. Казалось, решение найдено: она остается в Российской государственной библиотеке, но открыта для доступа. И снова виток конфликта. Что думают об этой проблеме историки, архивисты, гуманитарии.

Участники: Игорь Филиппов - профессор и заместитель декана Исторического факультета МГУ, директор РГБ в 1992 - 1996; Александр Вислый - директор РГБ; Михаил Гринберг - издатель; Екатерина Гениева - директор Всероссийской библиотеки иностранной литературы им. Рудомино; Борух Горин - руководитель департамента общественных связей Федерации еврейских общин России, председатель правления Российского еврейского музея и центра толерантности; Константин Поливанов - филолог, доцент Высшей школы экономики.

...все чаще вспоминаю излет брежневской эпохи и шизофренические чувства при написании рецензий. Писатель N написал полное и беспримесное г*. Но на писателя N давит КГБ и если ты скажешь о его книжке все, что думаешь, его будет лечге добить. Вместо того, чтобы

Имея дурную привычку за обедом включать телевизор (детей отучить удалось, а с собой никак не справлюсь), наткнулся на ток-шоу с известным актером, фамилию никак не вспомню, в роли ведущего. Участники реалити, гламурной реплики Дома-2, бурно спорят о прошедших съемках. "Ты выбросила не только все мои вещи, но и мои иконы!" - возмущается один участник. "Да, - восклицает она, - ты привез не одну икону, а несколько, ты ваще куда приехал (пик-пик-пик), ты еще церковь тут открой, ты не прошел испытание!". Ведущий радостно встревает: "Это было испытание на кретинизм". Юноша оправдывается: "да я спортсмен, я всегда вожу с собой четыре иконы и плюшевого мишку".
По классификации распространяемой в сети эссейки Умберто Эко, никаких признаков фашизма, сплошной антифашизм. А вы говорите, Пусси. А вы говорите, оскорбление чувств.
PS Виноват сам. Не надо было включать. 

К сожалению, я не в Москве, иначе был бы на прощании..

Оригинал взят у latynin в Евгений Борисович Пастернак

Вчера был день памяти Рихтера. Каким-то совершенно необъяснимым образом я, музыкально неграмотный мальчик из "низовой", никак не связанной ни с интеллектуальной сферой, ни тем более с консерваторской средой (разве что с шахматной - потому что мама была одной из немногих шахматных машинисток в Москве), дважды имел случай сидеть с ним рядом и делать вид, что общаюсь.
Дело в том, что меня с юности опекал великий чтец Дмитрий Николаевич Журавлев. Его трогала моя детская влюбленность в стихи Пастернака, и он мне благоволил, подпускал к пастернаковским письмам, рукописям стихов из запрещенного "Доктора Живаго" (о, это прикосновение к витиевато-летящему почерку, о, эти бумажки с вариантами слов и строк, подклеенные к основному варианту, чтобы можно было потом выбирать и сравнивать,,,) Однажды в квартирку Дмитрия Николаевича на Зоологической, в тот самый момент, когда я там сидел и выедал кишки великому актеру и его добрейшей жене, выспрашивая очередные подробности о Пастернаке, в гости пришла суховатая женщина и стала показывать снимки афинских гастролей. Считалось, что я понимаю - кто передо мной. Потому что как же может быть иначе.
Я, в свою очередь, не собирался себя выдавать и держал ухо востро, гадая по обрывкам фраз, какие такие гастроли и почему женщина так лично говорит о некоем "Святославе Теофиловиче". Связать полудомашнего "Святослава Теофиловича" с тем самым заоблачным Рихтером, чьи пластинки я покупал при первой возможности, мне, видимо, в конце концов удалось, потому что Нина Львовна Дорлиак (а это была, конечно же, она) пригласила в гости не только старых друзей, Журавлевых, но и меня, 16-летнего невежу.
И вот через несколько дней я поднимаюсь на последний этаж знаменитого дома на углу Бронных; две соединенные квартиры, пугающий простор, помноженный на скромность обстановки, на стенах - отобранный специально для сегодняшнего вечера Мондриан из рихтеровского собрания; на своем кабинетном рояле Рихтер сыграл Сезара Франка,потом говорил об идее чистого цвета у Мондриана, читал все те же стихи из Доктора Живаго по карманному финскому изданию, так похожему на брюссельские томики Нового Завета... все помню, как будто было не 35 лет назад, а вчера. Даже что ели - и то помню; какие-то редкостные серебристые чипсы, привезенные из последнего турне.
Когда вечер подходил к концу, Журавлев толкнул меня в бок - "Утащи что-нибудь на память! Святослав Теофилович, можно юноше на память взять салфетку?" "Можно", - своим протяженным немецким голосом милостиво дозволил Рихтер.
Эта салфетка долгие годы лежала у меня в серванте. И напоминала даже не столько о встрече с пианистом, сколько о том, что были ведь времена, когда мальчик из ниоткуда, не подающий никаких актерских или музыкальных надежд, мог попасть в дом к выдающемуся чтецу, а из этого дома - в дом к величайшему музыканту. Ни за что. Нипочему. Просто потому что они были открыты. То есть дарили - себя.

Пришло сообщение о смерти Евгения Борисовича Пастернака, старшего сына великого поэта, создателя отцовской биографии и редактора его собрания сочинений. Год назад, когда мы договаривались об интервью для фильма "Жара", он сказал: поторопитесь...
Впрочем, и двадцать пять лет назад, когда я в "Дружбе народов" вел подготовленную им совместно с Константином Азадовским тройственную переписку Пастернака, Цветаевой и Рильке, он узнал о серьезном диагнозе, и, улетая в Англию на операцию, тоже говорил: поторопитесь.
(В тот момент проявилась благожелательная твердость Евгения Борисовича, которая определяла его облик - недаром он когда-то открыто провожал в аэропорту семью Солженицыных после высылки Александра Исаевича; за это был выгнан из родного МЭИ.
Так вот, Азадовский тогда только что вышел из лагеря и начальство смертельно боялось печатать что-либо под его фамилией; Пастернак твердо отказался сотрудничать с журналом, если Азадовского попытаются прикрыть псевдонимом. Публикаторы поговорили с Лихачевым, я срочно написал от имени лихадемика предисловие с упоминанием Константина Марковича, утренним поездом письмо переслали Дмитрию Сергеевичу, а на следующее утро, поездом же, оно вернулось с подписью, которая тогда могла служить охранной грамотой.)
Но самое важное, самое трогательное воспоминание - о записи программы Тем временем, в которой участвовали сыновья поэтов, занимающиеся их наследием - Евгений Пастернак, Никита Заболоцкий, Никита Высоцкий и Алексей Симонов. Практически все (кроме Никиты Николаевича) от первых браков, все ревниво обожающие отцов, все восполняющие их стихами и прозой - нехватку личного общения, и поэтому читающие отцовские стихи так щемяще, так драматически. Но Евгений Борисович и на этом фоне выделялся; на его чтении я чуть было не нарушил все правила хорошего ведения и едва сдержал слезы, столько в этой интонации было личного, не погасшего за десятилетия детского обостренного чувства...
Царствие Вам Небесное, Евгений Борисович. Простите, если что было не так.

Как посчитать – сколько должно быть театров и музеев? На каких основаниях помогать библиотекам? Кто имеет право выносить суждение о жизни и смерти культурных проектов? Участники: Раф Шакиров, журналист, главный редактор интернет-портала «Большое правительство.РФ», Наталья Билан, продюсер, директор телеканала "Домашний"; Михаил Левитин, режиссер, художественный руководитель театра «Эрмитаж»; Анатолий Смелянский, искусствовед, ректор школы-студии МХАТ; Андрей Дмитриев, писатель; Елена Котова, писатель, публицист, экономист-международник.